Она посмотрела ему прямо в глаза, покусывая зубами нижнюю губу. Давно он не видел такого взгляда - так сматривала на него ее мать, когда или очень гневалась, или была чем-то сильно огорчена.
- Если мы окажем сопротивление, сэр Джон, - сказала Эленор,
- если все мы в открытую восстанем - есть ли надежда на победу?
- Против голубых мундиров? - переспросил он, разводя руками.
- Госпожа, тягаться с ними - все равно что вычерпывать кружкой голубой океан, ибо, насколько я знаю, голубое затопляет пространства земли до самого Китая. Никому не дано побороть океан!
- М-да... - произнесла Эленор, - иногда от вас мало проку...
- Она поправила зеркало и занялась бровями, продолжив усталым голосом: - Право же, вот задача... Дайте мне больную собаку или кошку или даже старый драндулет мастера Гвильямса, у которого опять шалит карбюратор - и я буду знать, что мне делать. У меня от природы способность лечить и ремонтировать даже то, в чем я мало разбираюсь. Но духовное лицо, особенно духовное лицо такого ранга, - бр-р... Его нельзя ни вылечить, ни отремонтировать!.. Возможно, церковники вообразили, что после смерти отца я буду в их руках большей игрушкой, нежели прочие владетельные бароны. Дудки. Тем более, что мы свою позицию заявили, отступать некуда - при поражении мы останемся у разбитого корыта, уж они постараются слупить с меня за непослушание побольше!
Эленор встала, наконец довольная своим внешним видом, но у самой двери остановилась и, запрыгав на одной ноге, поправила стрелку на чулке. Потом взглянула на сенешаля - все та же благородная голова и те же неправильные черты лица, что видела она в детстве, будто годы и не изменили их...
- Сэр Джон, - ласково сказала она, - вы столько повидали на своем веку и так скупы на слова... Скажите, в этом случае мой отец поступил бы так же?
Он по привычке дал ответ не сразу.
- Да, так же. Ибо тут замешано и благосостояние его подданных, и его собственное доброе имя.
- Стало быть, вы пойдете со мной до конца?
- Я служил вашему отцу... Теперь я ваш покорный слуга, миледи...
- Сэр Джон, не отходите далеко от меня...
Она нырнула под низкую притолоку и застучала туфельками по ступенькам лесенки - на встречу с архиепископом.
Его преосвященство был настроен дружественно, чтобы не сказать игриво... покуда не была затронута тема невыплаченного налога.
- Поймите, дитя мое, - строго сказал незваный гость из Лондониума, медленно прохаживаясь по залу, - папа Иоанн, ваш духовный отец и повелитель всего известного нам мира, не тот человек, чьей волей позволительно пренебречь, чье одобрение или осуждение можно с легким сердцем оставить без внимания. Что до меня... - Тут он добродушно развел руками. - Я лишь посланец его и советник. Сказанное между нами особого значения не имеет, но выйдя за эти стены - а долг мой ничего не скрывать от меня пославшего - оно способно причинить вред и вам, и вашим подданным, так как папа Иоанн раздавит вас как букашку. Его воля непререкаема - по всему миру.
Его преосвященство подошел вплотную к Эленор и с сердечными нотками в голосе сказал:
- Вы так молоды, у меня невольно пробуждается отеческое чувство по отношению к вам; будь ваш отец жив, он дал бы вам верный совет. Архиепископ погладил ее по руке, и Эленор вскинула на него возмущенный взгляд. Поняв его по-своему, он покраснел и разозлился и лишь с трудом сохранил прежний тон. - Словом, соберите эту дань, уж я не знаю как, постарайтесь. Даем вам неделю срока, тогда вы успеете к последнему кораблю во Францию. Но если вы промедлите и погода испортится, если ваше зерно застрянет где-нибудь во второстепенном порту или почему-либо не дойдет, тогда не позже весны на вас обрушится папский гнев. Не забывайте, что по закону половина вашего имущества принадлежит ему. Если вы и владеете этим замком, то единственно благодаря его снисходительности.
- Этот замок мне дан сеньором моим - его королевским величеством, ледяным тоном возразила Эленор. - Сие известно вам, милорд, не хуже, чем мне. Мой отец преклонял колено, клянясь служить Чарлзу, и по древнему обычаю целовал ему руку. Как только я получу свободу передвижения, я сделаю то же. Ему я подчиняюсь, и никому более...
Воцарилась тишина, в которой было слышно лишь лязганье семафорных крыльев на башне Шеллоу. Казалось, что архиепископ под своей сутаной раздувается от гнева, подобно большой жабе.
- Именно ваш сеньор, - сказал он, едва удерживаясь от крика, - повелел вам отослать это зерно. Таким образом, вы нарушаете волю и папы, и короля!
- Я не могу послать то, что мне не принадлежит, - не теряя терпения, заявила Эленор. - Имеющееся зерно мне должно раздать подданным - к Рождеству в крае будет голод. Желает ли папа Иоанн выморить целый край единственно для демонстрации своего могущества?
Клирик ожег ее яростным взглядом, но больше ничего не сказал; на том они и расстались, оставив вопрос в подвешенном состоянии.
Развязка наступила лишь вечером, когда для гостей из Лондониума был накрыт ужин в Большом Зале. Дворец повеселел от множества зажженных ламп, слуги с запасом свечей стояли наготове и заменяли в канделябрах уже сгоревшие. Миледи хотела было включить электричество, но в последний момент сенешаль предостерег ее от подобного опрометчивого шага: его преосвященство никогда не согласится вкушать трапезу под столь открытым свидетельством ереси. Поэтому электрические лампочки благоразумно убрали на крышу, а все выключатели скрыли драпировками, не оставив и следа от вольнодумства Эленор. Она воссела на помосте - в кресле, где сиживал ее отец; сенешаль по правую руку, начальник артиллерии - по левую. Напротив, за нижними столами, сидели клирики из свиты архиепископа и несколько допущенных в крепость офицеров.